Интервью Бориса Кагарлицкого, профессора Московской Высшей школы Социальных и Экономических наук

Борис #Кагарлицкий, профессор Московской Высшей Школы Социальных и Экономических Наук (МВШСЭН) рассказывает в интервью «НК» о том, что #инвестиции в социальную сферу – не просто расходы, но драйвер экономического развития, а стратегия для роста должна быть комплексной – развивать экономику нужно с элементами #госпланирования и #национализации. 

В кризисные периоды выпукло проявляется то, как работают взаимоотношения  государства и общества, так называемой общественный договор. Как Вы оцениваете реакцию государства на коронакризис и меры поддержки граждан? 

Я думаю, что, как ни странно, главное, что мы увидели, — это то, что система, которая сейчас откровенно даёт сбой, изначально была по целому ряду позиций порочна. Вопрос даже не в идеологии, каких-то ценностях и даже не в социальных интересах — мы прекрасно понимаем, что это система была построена в интересах немногих. Главное, что система просто оказалась неподготовленной, неспособной реагировать на целый ряд стандартных, по сути дела, ситуаций которые были исторически неизбежны. 

Причём я говорю не только о коронавирусе. Я говорю о масштабных экономических кризисах, порождаемых самой либеральной экономической практикой. Например, исчерпанием спроса, которое возникает из-за того, что на протяжении десятилетий все основные страны мира стараются сдерживать рост заработной платы и как удешевить труд. Кризисы вызываются, наконец, и колебаниями цен на рынке. Что тоже является естественной частью рынка, но при этом вдруг выясняется, что рыночная экономика не приспособлена к последствиям своего собственного функционирования: когда колебания цен выходят за какие-то пределы — в данном случае имею в виду цены на нефть — вдруг выясняется, что система полностью дезорганизуется. Хотя по логике самих же экономистов-рыночников это как раз нормальная часть процесса. То есть система столкнулась с последствиями своего собственного функционирования, и коронавирус — это только катализатор давно назревавшего кризиса. 

Если же взять собственно российскую ситуацию то, я думаю, никого не должно удивлять то, что российская олигархия не особенно заботится о населении. Но это лишь часть проблемы. Алексей Навальный и многие другие критики власти говорят о том, что нами правят жлобы, не желающие делиться с народом. Но беда в том, что по большому счёту, делиться уже нечем. Потому что в действительности ресурсы, накопленные российской олигархией, невелики. То, что они спустили, растратили и загубили, эти ресурсы многократно больше, чем то, что они накопили и присвоили. Их деятельность не столько была эгоистической, сколько разрушительной. Знаете, как какой-нибудь паразит в организме — он может быть, не так много съест, а разрушит и погубит гораздо больше. И для них самих ситуация сейчас неприятная. Потому что, если бы у них было очень много ресурсов, то какими бы они ни были жлобами, они бы всё-таки стали делиться, хотя бы из чувства самосохранения. А сейчас обнаружилось, что в действительности денег элитам хватит только для своих, ровно настолько, чтобы обеспечить их текущий личный или корпоративный интерес. И больше средств всё равно нет. Они не делятся с народом не потому, что они так не любят народ. Хотя, конечно, они его не любят. Но это уже не важно. Делиться просто уже ничем. Вернее, поделиться с народом, не экспроприировав  самих себя, уже невозможно. А себя самого обычно никто не экспроприирует. 

А как должно было бы быть? Вы являетесь сторонником того, что в таких кризисных ситуациях государство должно переходить фактически к прямой поддержке граждан, в виде, например, отмены налогов для пострадавших предприятий, для прямых выплат  гражданам, как поступили в тех же Соединенных Штатах или Германии? 

Безусловно, я  поддерживаю прямую поддержку населения, и более того, я думаю что сейчас это уже просто абсолютная необходимость. То, что власть этого не делает, или делает в очень мизерных количествах — по сути дела, уже преступление. Это убийство экономики и просто людей. Но надо понимать и оборотную сторону. Дело в том, что помощь людям и предприятиям всё равно будет краткосрочной. Это действия первого этапа. И если подобные временные меры не перейдут в какую-то новую экономическую политику, радикальной другую, и не приведут к структурным и системным реформам, то через какое-то время, выделив ресурсы на поддержку населения, мы столкнемся с тем, что приходит вторая фаза кризиса. Когда государственные ресурсы уже кончились, а роста спроса нет, экономический подъём не наблюдается. 

Тут мы сталкиваемся с острой необходимостью реформировать экономику. И можно вспомнить опять же старину Кейнса, его высказывания о том, что для экономического долгосрочного подъема нужны социализированные инвестиции, то есть, попросту говоря, необходимо развитие общественного сектора и превращение общественного сектора в локомотив экономики. 

Как можно было бы совместить экономический рост и поддержку социальной сферы? Сейчас социалка воспринимается как лишь балласт для бюджета. В медицине мы уже видим последствия её «оптимизации», когда сейчас надо какие-то новые больницы строить за две недели, вместо того чтобы использовать старые, которые были закрыты.  

Вот именно, потому что это способ грабежа. Можно было бы открыть старые больницы, которые они сами закрыли и которые на самом деле многие вполне могли бы функционировать. Вместо этого начинают строить новые, которые недостаточно оборудованы, не подготовлены. Почему? Это способ разграбить деньги из бюджета. Причём у меня есть подозрение, что хотят разграбить именно напоследок. Они прекрасно понимают, что долго это не продлится, поэтому нужно просто схватить и украсть то, что можно будет унести с собой, если будет такой шанс. Потому что все это уже не вписывается ни в какую долгосрочную стратегию, даже грабительскую или паразитическую. 

Так какие же нужны меры по развитию социального сектора? 

Первое — надо понимать, что деньги, вложенные в социальную сферу, это не нагрузка для экономики, а инвестиции в рост. Это принципиально другой подход. Из этого следует, что нужно не просто повышать зарплату врачам или учителям, преподавателям ВУЗов, ученым и так далее, а системно вкладывать деньги в развитие данного сектора. Так же, как их вкладывают в промышленность или в оборонку. То есть нужны инвестиции, не только рост зарплат или строительство здания, а  системные и структурные инвестиции. Кстати говоря, даже, как ни странно, гуманитарные исследования, исследования самого общества очень важны и рентабельны, потому что без них невозможно понять, кому государство может давать деньги, чтобы добиться наиболее успешного развития. Сколько давать и зачем. А сегодня гуманитарные исследования угробили. И если бы сейчас чиновники сказали — мы готовы давать деньги, только объясните, кому давать и сколько и в каких пропорциях? Ответ ученых был бы: «Мы не знаем». Нет элементарного общественного знания. Парадокс в том, что без вложения денег в общественные исследования трудно определить, сколько средств и как вложить в науку, образование, медицину, социальную помощь. 

А как эти вложения окупаются? 

Они создают спрос другого уровня. Одно дело просто раздали деньги врачам, врачи пошли и купили еды или погасили долги. А другое дело — вы вложили деньги в производство медицинского оборудования. При этом вы сдвинули целый блок – работают предприятия, работают лаборатории, оборудование в этих лабораториях и так далее. 

И это все должно быть по возможности тоже отечественным, потому что иначе все инвестиции уйдут иностранным производителям? 

Именно про это я и говорю. Не просто купить аппарат ИВЛ, или купить для него компоненты в Китае, а собрать в России и написать на нем «Made in Russia». А вкладывать деньги в науку, исследования, потому что исследователи будут всё равно потом заказывать эти изделия, это оборудование. Нужно собрать экспериментальную базу, то  есть исследования потом здесь окупятся. И серьёзные деньги надо вкладывать не в инновации в духе Сколково, не в разрозненные и не связанные между собой «проекты», а в системные институциональные исследования. Это первое. 

А второе — наука, медицина и образование создают большое количество рабочих мест и создает условия для развития целого ряда регионов за пределами Москвы. По самой своей природе эти сферы требуют децентрализации. Вы же не будете везти всех пациентов в столицу! И не будете проводить океанографические исследования на берегу Москва-реки. Науку нужно делать децентрализованно, как в советское время создавали Академгородки. Тем более здравоохранение и образование. Их развитие создает интеллектуальную среду, укрепляющую региональные центры, превращающие их из просто региональных административных столиц в очаги культуры, развития. Почему-то никто не думает о том, что людям должно быть просто интересно жить и работать. 

Но самое главное — две вещи, которые гораздо менее популярны и гораздо менее очевидны с точки зрения буржуазного сознания. Во-первых, всё-таки если мы хотим систематически поддерживать население и не хотим привести государство к банкротству, то единственный способ это сделать — национализация крупнейших банков и создание социализированной банковской системы, которая действительно при определенных условиях может списывать убытки, но не будет покрывать чужую неэффективность. Потому что сегодня нам предлагают, чтобы государство латало любое дыры и печатало деньги для того, чтобы покрыть убытки частного сектора за свой счет и за счет большинства населения. Естественно, это будет порождать дополнительную инфляцию. И если мы хотим оказывать денежную поддержку гражданам, при этом не накачивая инфляцию, то единственный способ сделать это — не просто перекладывать на  государство убытки, а социализировать банки и финансовый сектор. Соответственно, эти убытки были бы минимальными и просто списывались, а не покрывались печатанием денег. 

А во-вторых, социализация банковского сектора позволит организовать современные инвестиционные банки, которые будут эффективно стимулировать вложения средств в общественный сектор. 

А что делать с госкомпаниями? 

Во-первых, необходимо национализировать сырьевые компании, которые выводят деньги из страны. Сами они убегать не могут, потому что их ресурс находится внутри территории. Нефть из недр унести нельзя. Причём национализировать надо не только сами добывающие отрасли, но и первичную переработку. А во-вторых, нужно превратить  так называемые госкорпорации в реальные предприятия общественного сектора, потому что таковыми они сейчас не являются. На деле они являются частными компаниями, сосущими деньги государства. Нужна реальная национализация компаний, которые сегодня являются государственными только по названию. И, в-третьих, нужно понять — если компании и отрасли не могут жить без господдержки, и постоянно требуют бюджетных денег или налоговых льгот, то они должны быть национализированы. Причём без всякой компенсации, потому что они уже были государством многократно выкуплены. Многие, особенно из круга КПРФ, говорят, что надо пересматривать результаты приватизации 90-х годов. Но это, к сожалению, уже невозможно, потому что тех предприятий уже нет, там где предприятия есть, структура компании уже другая и просто открутить назад процесс уже нельзя. Нам нужна национализация, которая приурочена уже к нынешним обстоятельствам, и которая продиктована не стремлением к справедливости или к наказанию виновных за то, что творилось в 90-е годы, а потребностью создать новую современную и эффективную экономику. Национализация должна быть связана именно с задачами экономического развития. 

И в целом должна быть создана система, в которой всё работало бы в комплексе, то есть финансовые институты инвестировали бы деньги в свою промышленность, а не выводили бы их в спекуляции, соответственно, промышленность тоже работала бы так, чтобы комплектующие производитель мог найти в России, и чтобы это всё максимально приносило прибыль не каким-то внешним игрокам, а всё-таки максимально работало бы на себя как единая система? 

Совершенно верно. И для этого нам нужны, как минимум, элементы планирования. Мы не сможем и не должны пытаться вернуть Госплан образца 90-х годов или даже 30-х годов прошлого века, но современное экономическое планирование нам необходимо, причем оно должно быть комплексным. Сила советской модели была не просто в том, что существовала административная и директивная система, если бы было только это, система бы не работала. Советская модель была сильна тем, что она позволяла комплексно решать вопросы. Если вы строите завод, то одновременно строите жилье, создаёте больницы, детские сады, одновременно обучаете людей, которые будут не только на этом заводе работать, но и которые будут работать и в  школе, где будут учиться дети работников этого завода и так далее. В локальном масштабе это делалось, конечно, и на Западе — те же «Company Towns» («города компаний») в Америке тоже отчасти такого рода эксперименты проводили. Но Советский Союз сделал это в масштабах страны, а в какой-то момент даже в масштабах всего Совета экономической взаимопомощи (СЭВ). 

Иными словами, нам элементы планирования нужны именно для того, чтобы вернуться к комплексному развитию, а не просто директивно командовать. Чтобы создать социально-хозяйственный комплекс. Тогда всё заработает, тогда будет понятно, что мы не только тратим деньги, а тратим деньги, создающие рабочие места для отечественной промышленности, для тех отраслей современной общественной промышленности, которые нужны для дальнейшего развития страны. Поэтому нам нужно одновременно заботиться о повышении жизненного уровня и, соответственно, спроса, но в тоже время не просто создать нового потребителя или восстанавливать уровень спроса, а создавать всё-таки нового гражданина. Который не просто потребляет, но и создает, участвует в развитии общества. Так что это даже хорошо, что потребительская экономика потерпела крах. Мы не должны стремиться к восстановлению потребительского общества, а формировать новые потребности и новые мотивации для людей, открывать им (и вместе с ними) новые возможности. Спрос нужен, но какой и на что? Как его организовать? Как сделать конструктивным? Поэтому нашей экономике нужна комплексная стратегия. 

И в этом смысле наш кризис благодаря своей остроте может стать значимым и поучительным для остального мира. Мы должны защищать своё экономическое пространство, создавая стимулы для развития, но в наше время невозможно изолироваться. Да и не нужно. Надо всего лишь понять элементарную истину (становящуюся всё более очевидной на фоне нынешней эпидемии, резко сократившей глобальный обмен), что нелепо везти издалека товары, которые можно произвести на соседнем дворе. Но нам надо производить не только материальные вещи, но и создавать новую передовую модель общества, новые принципы, идеи и стимулы развития. Может быть это и будет нашим самым ценным и ценимым в мире экспортом. Куда более важным, чем нефть или газ. 

Нынешний кризис выявил в равной мере и то, насколько у нас разрушены наука, промышленность, инфраструктура, и то, насколько нам не хватает развитого гражданского общества, демократии (из-за чего и возможен нынешний произвол олигархии). Парадоксальным образом, впервые в нашей истории, нам нужно одновременно решать и задачи мобилизации для восстановления индустриального производства и задачи демократизации, которые нам важны не только политически. Без демократизации мы не сформируем массового работника, необходимого уже для новой промышленности, для наукоемких производств XXI века. До сих пор совместить демократизацию и мобилизацию никому не удавалось, всегда выбирали либо одно, либо другое. Но у нас нет выбора. Быть может опорой новой социальной демократии станут профессиональные сообщества, хотя их тоже надо восстанавливать. 

В общем, перед страной и миром стоят очень сложные, во многом — беспрецедентные, задачи. Но я оптимист. Думаю, что шансы есть. А создавать новое — увлекательно.